“Из-за острова

- О, горе мне! И зачем я взял в поход “для развлечения и науки ради” сынка своего и красавицу-дочку? Знал же, что в открытом море крепостей нет, гарнизону укрыться будет негде, - так думал Менеды-хан, горько стеная и уповая на милость великого Аллаха к его плененным детям и остаткам брошенного войска. Незадачливый командующий персидским флотом и несчастный отец быстро уносил ноги на адмиральском судне, посылая проклятия в сторону разбойной казачьей вольницы Стеньки Разина. Судьба подложила правоверным жирную свинью: именно у Свиного острова, близ устья реки Куры, ждал персов полный и бесславный разгром. Менеды-хан предстанет вскоре пред гневными очами грозного шаха Ирана в Исфахане и попадет в руки придворных палачей...

Как было не гневаться персидскому владыке: больше года хозяйничало войско атамана Стеньки Разина на море и суше, дотла разорив каспийское побережье от Дербента до Баку. Вот и теперь, уничтожив персидское войско в морском сражении, флотилия казаков безнаказанно уходила в Астрахань на своих тридцатиметровых парусно-весельных стругах и других судах, добытых пиратским промыслом. Их “чердаки”и трюмы ломились от награбленного добра. Такие походы против не блиставших миролюбием крымских татар, турок, поляков и персов считались у казаков делом благородным и божеским, потому-то и воспевались в летописях, сказаниях, песнях с особой поэтической силой. Не было на Руси лапотной, кабальной никого свободнее донской, яицкой и запорожской казачьей вольницы. С завистью глядел на нее крепостной народец, пополняя толпами беглых голутвенное казачество, вельми охочее до “зипунов” заморских.

Пестрая вольница Стеньки возвращалась из персидского похода с богатством несметным: златом, серебром, камкой, парчой и шелком, жемчугами и самоцветами, драгоценным булатом восточным, оружием, ясырями и ясырками, взятыми в полон, и всякой прочей разностью. Только был ведом казакам урок легендарного яицкого атамана Нечая: “мало взять на саблю зипунную добычу, надобно еще до дому возвернуться”.

Но степановы удальцы, видать, забылись. Вместо хлеба-соли государев воевода князь Львов выкатил супротив понизовой вольницы, приуставшей в странствиях за “морем-окияном”, пушки медны да пищали. Прием княжеский, и поначалу “теплый”, мог стать очень горячим. Астрахань была заперта для «богатого гостя» на крепкий замок. А где товар сбывать? Не в Гурьев же его везти, там сбыть некому — не Астрахань. Скрипя зубами, решил Разин со своими атаманами принять условия царского воеводы: выдать струги, пленных ясырей и мирно возвратиться на Дон, продав добычу на астраханских рынках.

Молва о страшных разбоях казачьей гулевой рати давно донеслась не только до Астрахани, но и до ушей государевых - вместе с посланиями из Ирана и челобитными купцов, русских и иноземных, разинцами пограбленных.

Но идти сейчас против сил царя с измотанными казаками — вовсе не с руки...

Не пришло еще время — бросить в Русь полной грудью грозный клич “Сарынь на кичку! - сброд, лягай на нос и молчи!”

***

...Ертаульный корабль атамана в голове флотилии казачьих стругов входит в широкий рукав волжского устья. Мерно плещут тяжелые весла. Лоснятся тела ясырей-гребцов. Ветра нет, тряпкой виснет шелк паруса. Душно пахнет живою влагой речная гладь. На высокой корме давно идет пир горой под музыку, песни и хмельные крики. Опершись локтем на усыпанное самоцветами седло, полулежит грозный атаман Степан Тимофеевич.

Вот скосил он взор на покорно сидящую рядом персидскую княжну, и все в нем задрожало множеством готовых лопнуть струн: — Любая ты моя, зазноба-полонянка! Самая дорогая жемчужина, за морем добытая на радость и на горе...

Сотоварищи исподлобья смотрят, бузят на батькину слабинку...

“Мой дом — в струге и седле, на реке и в поле... За брата еще с боярами не счелся, и вот замиряться пока иду к им... А твово братца я сам убил, как заерепенился щенок... Знаю: не простишь! Молчком гадюку ядовиту в грудях прячешь. У-у-у! Боярину Львову тебя отдать? Ан не в законе это казачьем!” Стенька закипал, как готовый взорваться медный котел с наглухо заклепанной крышкой.

“ - Фролка! - зычно крикнул атаман младшему брату, - налей вина!“ Дергая кадыком, осушил братину, бросил звонкую золотую черепушку на палубу. Зарычав утробно, неожиданно вскочил и неестественно твердыми ногами шагнул к борту. С треском Степан рванул на груди расшитый шелковый халат, заорал исступленно и зычно, чтоб слышали на других стругах и на берегу:

“ - Ах ты, Волга-матушка, река великая! Много ты дала мне злата-серебра и всего доброго. Как отец-мать славой-честью меня наделяла. А я тебя ничем не отблагодарил! На ж тебе! Возьми!”

Никто на судне не успел ничего понять, как он одной рукой схватил за горло окаменевшую от ужаса княжну. Сдавил железными пальцами и, подняв обмякшее тело персиянки, швырнул в Волгу словно последнюю драгоценность.

Пленные голландские моряки Ян Стейс и Людвиг Фабрициус обреченно переглянулись, перекрестившись за упокой души невинной жертвы...

***

Близкий пароходный гудок с реки неожиданно ворвался в живописный строй яркой и жуткой картины давно минувшего. Садовников очнулся, возвращаясь в монотонную действительность. Он медленно закрыл подшивку еженедельника «Волжский вестник» тридцатилетней давности, пребывая под сильным впечатлением от прочитанной статьи. Восторженный взор литератора и поэта, собирателя устных жемчужин русской старины вновь окидывал открывавшуюся с террасы величественную панораму красавицы-Волги.

- Нашли что-нибудь интересненькое, Дмитрий Николаевич? - шутливо спросил хозяин, наливая в рюмки анисовой из лафитничка.

- Да, представьте себе, наткнулся на занятную историю в изложении голландцев, чудом спасшихся из разинского плена.

Садовников встал и начал возбужденно расхаживать, энергично жестикулируя:

- Каков сюжет для моей поэтической серии о Стеньке Разине! Как он ярко рисует первобытную мощь этого народного вожака. Какое буйство неукротимых чувств, инстинктивных желаний и непредсказуемых поступков, какая широта помыслов и грандиозность разрушительных дел! Набожный христианин и свирепый язычник одновременно!

Дмитрий Николаевич раскрыл книгу на заложенном месте и прочитал:

- “Стенька Разин, злобный против вельмож, с которыми обращался жестоко, очень любовно относился к простым солдатам: он называл их братьями и детьми, и это доставляло ему такую любовь с их стороны, что будь ему удача - он, без сомнения, сделался и остался бы замечательным государем”.

- Так написал один голландский путешественник в книге, изданной в Амстердаме в 1677 году под названием «Исторический рассказ, или описание путешествия, совершенного в свите Конрада ван Клонка, чрезвычайного посла к его величеству царю Московии».

У радушного хозяина, который живо представил возможность воцарения мужицкого государя, аж дыхание перехватило:

- Эк, куда хватили, однако, - всплеснул он руками. - Ну да Бог уберег Россию от напасти... Хорош атаман: хвать княжну и - за борт!

- Что делать, из песни слова не выкинешь. А все же какой сюжет! Так и чешется положить его на стихи! - воскликнул поэт.

***

В то лето 1883 года уроженец старинного Симбирска Дмитрий Садовников путешествовал по Волге, собирая устные предания и песни о Разине. Ему было только тридцать шесть лет, он был полон сил и творческих планов. Через несколько месяцев в том же «Волжском вестнике» будут опубликованы стихи «Жертва Волге». Положенные вскоре на музыку, они быстро обрели силу подлинно народной песни. Но узнать о своем успехе автору было не суждено...

В один из зимних дней того же года, седенький эскулап Александровской больницы (будущей Боткинской), склонясь над койкой пациента, грустно констатировал мертвым языком латыни: «Сик транзит глориа мунди» — так проходит земная слава. Хорошо знакомый читающей России этнограф и поэт Дмитрий Николаевич Садовников внезапно скончался от “приступа неизвестной болезни”. Он оставил после себя множество публикаций, сборник «Загадки русского народа», книги «Наши землепроходцы», «Подвиги простых русских людей» и другое.

Спустя десять лет имя Садовникова, как и его песня, были полностью забыты. Только пути Господни неисповедимы... Знаменитая певица “удали и печали народной” Надежда Плевицкая, собрав по городам и весям России сотни песен, отыскала и эту жемчужину. В ее исполнении она прозвучала впервые с высоких подмостков. Записанный на граммофонные пластинки шедевр Садовникова обрел подлинное бессмертие:

Из-за острова на стрежень

На простор речной волны

Выплывают расписные

Острогрудые челны...

Юрий и Тамара ЛИТВИНЕНКО â 1999

Забытый певец

Во всех концах света и на всех языках поют хоры и наигрывают оркестры русскую волжскую песню про Стеньку Разина: “ - Из-за острова на стрежень, на простор речной волны выплывают расписные Стеньки Разина челны...”.

И никтo, за малым ислючением, не знает имени автора стихов этой прекрасной песни. Написавший эту песню поэт, несмотря на то, что умер всего 36 лет от роду, - оставил нам множество других поэтических произведений посвященных, главным образом, легендам и сказкам нашей родной национальной реки Волги-матушки...

Сколько у нас позади разбросано имен забытых писателей, артистов, художников... Сколько бескрестных могил! В числе их оказалась и могила Дмитрия Николаевича Садовникова, одного из немногих певцов нашей национальной старины и нашей реки Волги.

Много искреннего горя было высказано когда-то в печати над его свежей могилой в средине 80 годов. Потеря его для нас тяжела теперь, а потеря для народа осознается после!

Тяжелый урок Истории, поучающий нас любить Родину, свое прошлое с его драгоценностями родной национальной культуры возлагает на нас обязанности извлекать из этой «пучины» все достойное жить в памяти русского культурного человека.

Так не забудем же мы и сохраним память поэта Дмитрия Николаевича Садовникова для дальних поколений.

Аркадий Калинин